С другой стороны, ей бы не хотелось, чтобы он рос, не зная или недооценивая английскую культуру. И это уже начинало ее беспокоить. Она знала, что это был ее долг перед Линди.

Как-то раз за ужином она сказала об этом Анатолю. Ей было неудобно затрагивать эту тему, но она все же решилась, выбрав подходящий момент. Он как раз вспомнил о том дне, который они провели в Саут-Даунсе.

— А мы можем когда-нибудь еще туда съездить? — спросила она. — Я знаю, что нам придется вернуться, чтобы присутствовать на заседании комиссии по усыновлению. Ну а потом? Будет ли у нас возможность ездить в Англию?

Он внимательно посмотрел на нее.

— Ты здесь не счастлива? — спросил он с тревогой в голосе.

— Нет, нет, дело не в этом! Мне здесь хорошо, как ты и обещал! Не беспокойся об этом! У тебя и так есть о чем беспокоиться — о Тимоне и о своей работе. Мне просто пришло в голову, что как только Джорджи начнет говорить, он будет воспринимать греческий язык как свой родной, и будет обидно, если он совсем потеряет связь с Англией. Мне бы хотелось быть уверенной, что он сможет проводить там хоть какое-то время. Хотя бы на каникулах! Но это все в будущем, конечно, — поспешила добавить она.

— Конечно, — согласился Анатоль. — И я, разумеется, понимаю, твое беспокойство. — Он вздохнул. — Мы что-нибудь придумаем. Обещаю.

В его голосе была уверенность, но ей показалось, что он словно чего-то недоговаривает. Это встревожило ее, но, увидев, что он улыбается, она успокоилась.

— Я попробую завтра устроить себе выходной, — сказал он. — Как это говорят в Англии? Поиграть в хоккей?

Лин рассмеялась:

— В хуккей. Хотя я понятия не имею, почему так говорят и зачем тебе играть в этот хуккей, когда ты просто собираешься пофилонить!

— Пофилонить? — переспросил он.

— Ну или посачковать. Или отправиться в самоволку. В общем, устроить себе выходной, хотя на самом деле он тебе не положен.

— Во всяком случае, я его заслужил, — твердо сказал Анатоль. — С самого первого дня, как мы сюда приехали, я работал как вол. А когда я стану управляющим «Петранакос Корпорейшн», то будет еще тяжелее. Так что сейчас я хочу хоть раз нормально отдохнуть. — Он посмотрел на Лин. — Как насчет того, чтобы съездить в Афины? Я бы показал тебе город. Ты ведь до сих пор не была там.

— Это было бы здорово! Спасибо тебе! Но только не думай, что мне здесь чего-то не хватает, — это такой прекрасный дом, рядом с морем. И погода отличная.

Анатоль посмотрел на нее.

— Тебе и правда здесь хорошо, Лин? — спросил он снова.

— О да, конечно! Я уже почти совсем привыкла. И с языком дела продвигаются.

— Есть еще одна хорошая новость. Онколог Тимона сказал, что все идет хорошо. Организм отвечает на терапию и с побочными эффектами тоже справляется. На следующей неделе, вероятно, ему уже разрешат вернуться домой. И тогда, — его взгляд потеплел, — мы начнем готовиться к свадьбе.

Она буквально растаяла под его взглядом, как это бывало всегда, когда он так смотрел на нее.

— Не то чтобы нам с тобой так уж она нужна, эта свадьба… — добавил он, глядя на нее с улыбкой.

Лин почувствовала, что от его слов ей становится легче. Нет, им не нужны были никакие формальности. Все это только для того, чтобы процесс усыновления прошел без осложнений. Но ни ей, ни Анатолю не требовалось никакого свидетельства о браке, чтобы разжечь между ними костер страсти!

Счастье переполняло ее. Она имела все, о чем только могла мечтать, здесь, с Анатолем, в его объятиях, в этой жизни, которую он создал для нее и для ее любимого Джорджи!

И если и была какая-то тень над ее будущим, то сейчас она решила об этом не думать. Незачем трястись раньше времени.

— Есть и еще новости, Лин. Доктор считает, что Тимону уже можно принимать посетителей и небольшое волнение ему не повредит. До сих пор он был еще слишком слаб, но, конечно, он уже давно хотел с тобой познакомиться, поэтому… — он перевел дыхание, — что, если завтра по пути в Афины мы заедем в клинику? Как ты на это смотришь?

Лин знала, что должна согласиться. Она не ожидала ничего особенно хорошего от встречи со знаменитым прадедом Джорджи, и тем не менее это все равно когда-нибудь должно было случиться.

Утром она оделась с особой тщательностью. Когда они подъехали к клинике, Лин поняла, что очень сильно волнуется. Она взяла на руки Джорджи, который, судя по всему, уже успел стать любимцем всего персонала, и пошла следом за медсестрой.

Анатоль вошел первым, чтобы предупредить Тимона. Потом он вышел, взял Джорджи на руки и пропустил ее вперед.

— Подойди поближе, — шепнул он ей на ухо.

Лин подошла, встретив взгляд проницательных глаз худого старика с седыми волосами.

«Так вот он какой, Тимон Петранакос», — подумала она. Его глаза, такие же темные, как и у Анатоля, смотрели на нее с пристальным вниманием. Какое-то время он просто смотрел на нее, словно оценивая, а потом кивнул:

— Рад с вами познакомиться. — По-английски он говорил с сильным акцентом. Его голос был резким и хриплым.

Лин улыбнулась.

— Как вы себя чувствуете? — вежливо спросила она.

Он издал резкий смешок:

— Не слишком хорошо, но лучше, чем мог бы. — Он повернулся к Джорджи, который был на руках у Анатоля. — И еще лучше, когда я вижу тебя, мой друг.

Он перешел на греческий и сделал знак, чтобы Анатоль посадил малыша к нему на колени. Лин смотрела на них — старого больного человека, потерявшего и сына, и внука, и на ребенка, в котором теперь была сосредоточена вся его надежда на будущее. Анатоль тоже перешел на греческий, обращаясь к Джорджи, которому, судя по всему, нравилось быть в центре внимания.

Лин чувствовала себя лишней.

— Расскажите мне о его матери. — Хриплый голос прозвучал как команда.

Но она должна быть снисходительной. Человек его поколения и его положения, глава могущественной греческой фамилии, вероятно, просто привык отдавать приказы.

Она откашлялась, думая, с чего начать.

— Линди была очень милой. Очень нежной, заботливой.

Ей было трудно говорить о сестре, но в то же время она была рада, что Тимон Петранакос спросил о ней.

— Красивой?

Она кивнула:

— У нее были светлые волосы и голубые глаза.

Старик коротко рассмеялся:

— Нечего удивляться, что Маркос положил на нее глаз! У него был хороший вкус, у моего внука! — Он посмотрел на Анатоля. — Как и у другого внука тоже, — добавил он.

Он снова посмотрел на Лин. Она опустила глаза, чувствуя себя неловко.

— Так, значит, к свадьбе уже все готово? — спросил он.

«Изменилось ли что-то в его голосе? — подумала Лин. — Или же дело в акценте?»

— Мы хотели, чтобы сначала ты вышел отсюда, — сказал Анатоль, — вернулся домой.

Тимон кивнул:

— Мне наконец сказали, что, вероятно, это будет на следующей неделе. — Он снова посмотрел на Лин. На какое-то мгновение в его глазах снова появилось оценивающее выражение, но потом он улыбнулся. — Как вы собираетесь провести выходной?

— Отсюда мы поедем в Афины, — сказал Анатоль. — Я хотел бы показать Лин город.

Глаза Тимона прояснились.

— Афины — колыбель цивилизации. Ни один город в мире не может сравниться с ним! — Он посмотрел на Джорджи. — Просто невозможно представить, чтобы сын Маркоса рос где-то в другом месте. Невозможно!

— Мы как раз и занимаемся тем, чтобы сделать это возможным, — сказал Анатоль.

Кивнув Тимону, он добавил что-то по-гречески. Вероятно, он говорил о чем-то связанном с усыновлением.

Темные глаза Тимона снова обратились к Лин, и снова она почувствовала, что ее оценивают. Она заставила себя выдержать его взгляд. Внезапно Тимон улыбнулся.

— Ладно, — сказал он, поднимая руку. — Идите, не беспокойтесь обо мне. — Потом повернулся к Анатолю: — Покупай ей все, что она захочет. Все, что ей понравится.

В этот момент в палату вошла медсестра с лекарствами.

Анатоль взял Джорджи на руки, и, попрощавшись с Тимоном, они направились к двери. Лин почувствовала огромное облегчение, когда они вышли. Тимон Петранакос был уже очень старым и больным человеком, но вокруг него по-прежнему сохранялась аура власти. И каким бы добрым он порой ни казался, ей показалось, что лучше держаться от него подальше.